1. В единстве веры, провозглашённом от начала Церкви, христиане призваны жить в согласии, храня и передавая полученный ими дар с любовью и радостью. Это выражено в словах Символа веры — «Верую во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия Единородного… ради нашего спасения сошедшего с небес», — провозглашенных 1700 лет назад на Никейском соборе, первом вселенском соборе в истории христианства.
В преддверии моего апостольского визита в Турцию я желал бы этим Посланием побудить всю Церковь обновить свой энтузиазм в исповедании веры. На протяжении веков этот Символ веры был общим наследием христиан, и он заслуживает того, чтобы его исповедовали и понимали всегда новым и актуальным образом. С этой целью Международная богословская комиссия издала важный документ, «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель. 1700-летие Никейского Вселенского Собора». Я упоминаю этот документ, поскольку он даёт ценную информацию для изучения важности и актуальности Никейского Собора не только в его богословском и церковном измерениях, но также в культурном и социальном аспектах.
2. «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия»: этими словами святой Марк открывает своё Евангелие, суммируя всю его суть в утверждении божественного сыновства Иисуса Христа. Подобным образом, апостол Павел сознаёт, что он призван возвещать благую весть о Божьем Сыне, умершем и воскресшем за нас (Рим. 1:9). Действительно, Иисус — это окончательное «да» Бога на обетования пророков (2 Кор. 1:19-20). В Иисусе Христе Слово, Которое было Богом прежде времён, через Которого всё начало быть, — как говорится в прологе Евангелия от Иоанна, — «стало плотию и обитало с нами» (Ин. 1:14). В Нём Бог стал нашим ближним, так что когда мы делаем что-либо кому-то из наших братьев и сестёр, мы делаем это Ему (Мф. 25:40).
В этот Святой год, посвящённый теме надежды, по Божьему промыслу мы также празднуем 1700-летие Первого Вселенского Собора, который был созван в Никее в 325 году и провозгласил исповедание веры в Иисуса Христа, Сына Божьего. Это сердце христианской веры. По сей день во время каждого воскресного богослужения мы читаем Никео-Константинопольский Символ веры — исповедание веры, объединяющее всех христиан. В наши непростые времена, посреди множества тревог и страхов, угроз войны и насилия, стихийных бедствий, тяжкой несправедливости и неравенства, голода и страданий миллионов наших братьев и сестёр, этот Символ веры даёт нам надежду.
3. Времена Никейского собора были не менее бурными. В 325 году еще свежи были раны, причиненные гонениями на христиан. Миланский эдикт 313 года, изданный императорами Константином и Лицинием, казалось, возвещал начало новой эры мира. Однако, вслед за внешними угрозами, споры и конфликты вскоре возникли внутри Церкви.
Арий, священник из Александрии, учил, что Иисус не был истинным Сыном Божьим. Он считал Его хотя и больше, чем просто творением, но при этом промежуточным существом между непостижимым Богом и человечеством. Более того, было время, когда Сын «не существовал». Эта точка зрения соответствовала господствующему мировоззрению того времени и поэтому казалась правдоподобной.
Однако Бог не оставляет Свою Церковь, но всегда взращивает мужественных мужчин и женщин, свидетельствующих о вере, а также пастырей, которые ведут Его народ и указывают ему путь Евангелия. Епископ Александрийский Александр понял, что учение Ария в корне не соответствует Священному Писанию. Поскольку Арий не был склонен к примирению, Александр созвал епископов Египта и Ливии на Синод, который осудил учение Ария. Затем он направил другим епископам Востока письмо с подробным отчётом. На Западе действовал испанский епископ Осий Кордубский, который уже проявил себя ревностным исповедником веры во время гонений императора Максимиана и пользовался доверием епископа Рима, Папы Сильвестра.
Однако последователи Ария также объединились. Это привело к одному из величайших церковных кризисов первого тысячелетия. Причины разногласий были немаловажными. Они касались сути христианской веры, а именно ответа на решающий вопрос, который Иисус задал своим ученикам в Кесарии Филипповой: «А вы за кого почитаете Меня?» (Мф. 16:15).
4. По мере того, как разгорались споры, император Константин осознал, что существует угроза для единства Церкви, а вместе с тем и всей Империи. Для восстановления единства он созвал всех епископов на Вселенский собор в Никее. На этом Синоде, ставшем известным как «Синод 318 отцов», председательствовал сам император, а число собравшихся епископов было беспрецедентным. Некоторые из них всё ещё были отмечены следами пыток, перенесённых во время гонений. Подавляющее большинство из них были с Востока, и, по-видимому, только пятеро — с Запада. Папа Сильвестр поручил представлять его авторитетному в богословском отношении епископу Осию Кордубскому и направил двух римских пресвитеров.
5. Отцы Собора засвидетельствовали свою верность Священному Писанию и Апостольскому Преданию, в соответствии с крещальной формулой и согласно повелению Иисуса: «Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28:19). На Западе уже существовали различные формулы, включая Апостольский Символ веры. [1] На Востоке также существовало множество схожих по структуре крещальных исповеданий. Их язык не был учёным или сложным, но, скорее, — как подтвердилось позже, — простым и понятным для рыбаков Галилейского моря.
В свете этого Никейский Символ веры начинается со следующего исповедания веры: «Верую во единого Бога Отца, Всемогущего, Творца… всего видимого и невидимого». [2] Таким образом, Отцы Собора выразили свою веру в единого Бога. Это положение не оспаривалось на Соборе. Однако второе положение уже было предметом спора. Оно также основывалолсь на библейском языке и касалось исповедания веры в единого Господа, Иисуса Христа, Сына Божьего. Спор возник из-за необходимости рассмотреть поднятый Арием вопрос, как следует понимать «Сына Божия» и как это можно примирить с библейским монотеизмом. Поэтому Собор стремился определить правильное значение веры в Иисуса как «Сына Божия».
Отцы исповедовали веру в то, что Иисус есть Сын Божий, поскольку Он происходит из сущности (ousia) Отца… «рожденный, несотворенный, единосущный (homoúsios) Отцу». Это определение было радикальным отвержением тезиса Ария. [3] Чтобы выразить истину веры, Собор принял два слова — «сущность» (ousia) и «единосущный» (homoúsios), — которые не встречаются в Писании. Собор при этом не намеревался подменять библейские утверждения греческой философией. Напротив, Собор использовал эти термины именно для того, чтобы ясно подтвердить библейскую веру и отличить её от заблуждения Ария, на которое глубоко повлиял эллинизм. По этой причине обвинение в эллинизации должно быть направлено на ложное учение Ария и его последователей, а не на отцов Никейского собора.
Отцы Никейского собора были твёрдо намерены хранить верность библейскому монотеизму и подлинности Воплощения. Они желали подтвердить, что единый истинный Бог не недоступен и не далек от нас, но, напротив, приблизился и встретил нас в Иисусе Христе.
6. Чтобы передать своё послание простым языком Библии и литургии, привычным всему Народу Божьему, Собор использовал некоторые выражения из обряда крещения: «Бог от Бога, Свет от Света, Бог истинный от Бога истинного». Тем самым Собор воспринял библейскую метафору света: «Бог есть свет» (1 Ин 1:3; Ин 1:4-5). Подобно тому, как свет излучает и сообщает себя, не ослабевая, так и Сын есть отражение (apaugasma) славы Божией и отпечаток (характер) Его существа (hypostasis) (Евр 1:3; 2 Кор 4:4). Воплощённый Сын, Иисус, есть, таким образом, свет миру и свет жизни (Ин 8:12). Через крещение просвещаются очи наших сердец (Еф. 1:18), чтобы и мы могли быть светом в мире (Мф. 5:14).
Далее Символ веры утверждает, что Сын есть «Бог истинный от Бога истинного». Во многих местах Библия проводит различие между безжизненными идолами и истинным и живым Богом. Истинный Бог — это Бог, который говорит и действует в истории спасения: Бог Авраама, Исаака и Иакова; Бог, который открылся Моисею в горящем кусте (Исх. 3:14); Бог, который видит бедствия людей, слышит их вопль, ведёт и сопровождает их через пустыню в огненном столпе (Исх. 13:21); Бог, который говорит с ними голосом громовым (Втор. 5:26) и милует их (Ос. 11:8-9). Поэтому христиане призваны обратиться от безжизненных идолов к живому и истинному Богу (Деян. 12:25; 1 Фес. 1:9). Именно поэтому Симон Пётр возвещает в Кесарии Филипповой: «Ты — Христос, Сын Бога Живого» (Мф. 16:16).
7. Никейский Символ веры формулирует не философскую теорию. Он исповедует веру в Бога, искупившего нас через Иисуса Христа. Он говорит о живом Боге, Который хочет, чтобы мы имели жизнь, и жизнь с избытком (Ин 10:10). Поэтому Символ веры продолжается словами крещального исповедания: Сын Божий, Который «ради нас, людей, и ради нашего спасения… сошел с небес и… стал человеком… претерпел смерть… и воскрес в третий день… восшел на небеса… и опять придет… судить живых и мертвых». Таким образом, очевидно, что соборные постановления о вере во Христа основаны на истории спасения и отношений между Богом и Его творениями.
Святой Афанасий, участвовавший в Соборе в качестве диакона при епископе Александре, а затем ставший его преемником в качестве епископа Александрийского, неоднократно и убедительно подчёркивал сотериологический аспект Никейского Символа веры. Он писал, что Сын, сошедший с небес, «усыновил нас Отцу и обожил людей, став Сам человеком. Не человеком быв прежде, впоследствии стал Богом; но, будучи Богом, впоследствии стал человеком, чтобы нас обожить». [4] Это возможно только в том случае, если Сын — истинный Бог: ни одно смертное существо не может победить смерть и спасти нас; это может сделать только Бог. Он освободил нас через Своего Сына, ставшего человеком, чтобы мы могли быть свободными (Гал. 5:1).
Стоит подчеркнуть глагол descendit в Никейском Символе веры, «Он сошёл». Святой Павел описывает это движение очень ярко: «[Христос] уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам» (Флп. 2:7). В прологе к Евангелию от Иоанна также говорится, что «Слово стало плотию и обитало с нами» (Ин. 1:14). Послание к Евреям также учит: «Мы имеем не такого первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно нам, искушён во всём, кроме греха» (Евр. 4:15). Накануне Своей смерти Он смирился, подобно рабу, чтобы омыть ноги Своим ученикам (ср. Ин. 13:1–17). Только когда апостол Фома смог вложить персты в рану на боку воскресшего Господа, он исповедал: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20:28).
Именно благодаря Его Воплощению мы встречаем Господа в наших нуждающихся братьях и сёстрах: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Мф. 25:40). Никейский Символ веры показывает не далёкого, недостижимого и неподвижного Бога, почивающего в Самом Себе, но Бога, Который близок нам и сопровождает нас в нашем странствии по миру, даже в самых тёмных уголках земли. Его величие открывается, когда Он становится малым, отрекаясь от Своей бесконечной славы, чтобы стать нашим ближним в малых и бедных. Это переворачивает языческие и философские представления о Боге.
Другая фраза из Никейского Символа веры также особенно показательна для нас сегодня. Библейское утверждение «стал плотью» поясняется добавлением слова «человек» после слова «воплотился». Таким образом, Никейский собор дистанцируется от ложного учения о том, что Логос принял лишь тело как внешнюю оболочку, а не человеческую душу, наделённую разумом и свободной волей. Вместо этого он стремится утвердить то, что Халкидонский собор (451 г.) позже ясно провозгласил: во Христе Бог принял и искупил всего человека, тело и душу. Святой Афанасий объясняет, что Сын Божий стал человеком, чтобы человек мог быть обожен. [5] Это просветляющее понимание божественного откровения было подготовлено святым Иринеем Лионским и Оригеном, а затем получило дальнейшее богатое развитие в восточной духовности.
Обожение никоим образом не подразумевает самообожествления человека. Напротив, обожение защищает нас от изначального искушения уподобиться Богу (Быт 3:5). То, чем Христос является по природе, мы становимся по благодати. Через дело искупления Бог не только восстановил наше человеческое достоинство по образу Своему, но Тот, Кто сотворил нас чудесным образом, теперь еще более чудесным образом сделал нас причастниками Своей Божественной природы (2 Пет 1:4).
Итак, обожение есть истинное «очеловечивание» (возможность стать полностью человеком). Вот почему человеческое существование устремлено за пределы самого себя, ищет чего-то большего, желает чего-то большего и не знает покоя, пока не успокоится в Боге. [6] «Deus enim solus satiat, один Бог насыщает человека!» [7] Только Бог в Своей бесконечности может удовлетворить бесконечное желание человеческого сердца, и именно поэтому Сын Божий решил стать нашим братом и искупителем.
8. Как мы уже говорили, Никейский собор открыто отверг учение Ария. Однако Арий и его последователи не сдавались. Сам император Константин и его преемники всё больше вставали на сторону ариан. Термин «единосущный» стал камнем преткновения между никейскими и антиникейскими течениями, что привело к новым серьёзным конфликтам. Святитель Василий Кесарийский красноречиво описал возникшую смуту, сравнив её с ночным морским сражением в бурю. [8] Святой Иларий, напротив, свидетельствовал об ортодоксальности мирян, противопоставляя её арианству многих епископов, признавая, что «уши народа святее сердец священников». [9]
Святой Афанасий стал столпом Никейского Символа веры благодаря своей непоколебимой и твёрдой вере. Хотя его пять раз низлагали и изгоняли с Александрийской кафедры, он каждый раз возвращался туда епископом. Даже в изгнании он продолжал наставлять Народ Божий своими писаниями и посланиями. Подобно Моисею, Афанасий не смог войти в обетованную землю церковного мира. Эта благодать была уготована новому поколению, известному как «младоникейцы». На Востоке к этому поколению относились три каппадокийских отца: святой Василий Кесарийский (ок. 330–379), прозванный Великим; его брат, святой Григорий Нисский (335–394); и ближайший друг Василия, святой Григорий Назианзин (329/30–390). На Западе значимыми фигурами являются святой Иларий Пиктавийский (ок. 315–367), его ученик, святой Мартин Турский (ок. 316–397), и, прежде всего, святой Амвросий Медиоланский (333–397) и святой Августин Гиппонский (354–430).
Особой заслугой трех каппадокийцев было то, что они завершили формулировку Никейского Символа веры, показав, что в Боге Единство и Троица никоим образом не противоречат друг другу. Это привело к формулировке Символа веры о Святом Духе на Первом Константинопольском соборе в 381 году. Вследствие этого Символ веры получил название «Никео-Константинопольский», и теперь гласит: «Верую в Духа Святого, Господа Животворящего, от Отца исходящего, которому вместе с Отцом и Сыном подобает поклонение и слава, который вещал через пророков».
На Халкидонском соборе 451 года Константинопольский собор был признан Вселенским, а Никео-Константинопольский Символ веры был объявлен общеобязательным. [11] Таким образом, он стал связующим звеном между Востоком и Западом. В XVI веке его также восприняли церковные общины, возникшие в результате Реформации. Таким образом, Никео-Константинопольский Символ веры является общим исповеданием всех христианских традиций.
9. Путь, начавшийся со Священного Писания и приведший к исповеданию веры в Никее, впоследствии принятому в Константинополе и Халкидоне, а затем вновь в XVI и XXI веках, был долгим и последовательным. Все мы, ученики Иисуса Христа, крещены «во имя Отца и Сына и Святого Духа». Мы осеняем себя крестным знамением и принимаем благословение. Мы завершаем каждую молитву псалмов в Литургии часов возгласом «Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу». Таким образом, и литургия, и христианская жизнь прочно укоренены в Никео-Константинопольском Символе веры: то, что мы исповедуем устами, должно исходить из сердца, чтобы мы могли свидетельствовать об этом своей жизнью. Поэтому мы должны спросить себя: каково наше внутреннее восприятие Символа веры сегодня? Ощущаем ли мы, что он также влияет на нашу текущую ситуацию? Понимаем ли мы и живем ли тем, что произносим каждое воскресенье? Что эти слова значат для нашей жизни?
10. Никейский Символ веры начинается с исповедания веры в Бога, Всемогущего, Творца неба и земли. Однако для многих людей сегодня Бог и вопрос о Боге практически не имеют смысла в их жизни. Второй Ватиканский Собор указал, что христиане, по крайней мере, отчасти ответственны за эту ситуацию, поскольку они не свидетельствуют об истинной вере; они скрывают истинный лик Бога образом жизни и действиями, расходящимися с Евангелием. [12] Во имя Бога велись войны, людей убивали, преследовали и подвергали дискриминации. Вместо того, чтобы провозглашать милосердного Бога, Его представляли мстительным, вселяющим ужас и карающим.
В этом смысле Никейский Символ веры призывает нас исследовать свою совесть. Что значит для меня Бог и как я свидетельствую о своей вере в Него? Действительно ли единый Бог является Господом моей жизни, или у меня есть идолы, которых я ставлю выше Бога и Его заповедей? Является ли Бог для меня живым Богом, близким мне в любой ситуации, Отцом, к которому я обращаюсь с сыновней верой? Является ли Он Создателем, которому я обязан всем, чем я являюсь и что имею, чей след я могу найти в каждом творении? Готов ли я делиться благами земли, которые принадлежат всем, справедливо и равноправно? Как я отношусь к творению, делу рук Его? Эксплуатирую ли я и разрушаю его, или использую с почтением и благодарностью, заботясь о нём и возделывая его как общий дом человечества? [13]
11. Исповедание веры в Иисуса Христа, нашего Господа и Бога, является центром Никео-Константинопольского Символа веры. Это сердце нашей христианской жизни. По этой причине мы обязуемся следовать за Иисусом как за нашим учителем, спутником, братом и другом. Но Никейский Символ веры требует большего: он напоминает нам не забывать, что Иисус Христос есть Господь, Сын Бога живого, Который «ради нашего спасения сошёл с небес» и умер «ради нас» на кресте, открыв нам путь к новой жизни через Свое воскресение и вознесение.
Естественно, следование за Иисусом Христом — это не широкий и удобный путь. Но этот часто трудный и даже болезненный путь всегда ведёт к жизни и спасению ( Мф. 7:13-14). В книге Деяний Апостолов говорится о новом пути (Деян. 19:9, 23; 22:4, 14–15, 22), который есть Иисус Христос (Ин. 14:6). Следование за Господом неизбежно подразумевает следование Его крестному пути, который через покаяние ведёт нас к освящению и обожению. [14]
Если Бог любит нас всем Своим существом, то и мы должны любить друг друга. Мы не можем любить Бога, которого не видим, не любя братьев и сестер, которых видим (1 Ин. 4:20). Любовь к Богу без любви к ближнему — лицемерие; радикальная любовь к ближнему, особенно любовь к врагам, без любви к Богу требует «героизма», который подавлял бы и угнетал нас. В следовании за Иисусом восхождение к Богу происходит через нисхождение и посвящение себя нашим братьям и сёстрам, особенно самым малым, бедным, оставленным и отверженным. То, что мы сделали для наименьшего из них, мы сделали для Христа (Мф. 25:31–46). Сегодня, перед лицом бедствий, войн и несчастий те, кто сомневаются в милосердии Божием могут ощутить его лишь когда мы свидетельствуем о нём. [15]
12. Наконец, Никейский собор актуален сегодня благодаря своему огромному экуменическому значению. Достижение единства между всеми христианами было одной из главных целей последнего Собора, Второго Ватиканского собора. [16] Ровно тридцать лет назад святой Иоанн Павел II продолжил развивать это соборное послание в своей энциклике Ut Unum Sint (25 мая 1995 года). Таким образом, вместе с великой годовщиной Первого Никейского собора мы отмечаем и годовщину первой экуменической энциклики. Её можно считать манифестом, актуализирующим те же экуменические основы, заложенные Никейским собором.
Благодарение Богу, за последние шестьдесят лет экуменическое движение достигло многого. Даже если полное зримое единство с Православными и Восточными Церквами, а также с церковными общинами, рожденными Реформацией, ещё не достигнуто, тем не менее, экуменический диалог, основанный на едином крещении и исповедании Никео-Константинопольского Символа веры, привел нас к признанию членов других Церквей и церковных общин как наших братьев и сестер в Иисусе Христе и к открытию единой и вселенской общины учеников Христа по всему миру. Мы разделяем одну и ту же веру в единого Бога, Отца всех людей; мы вместе исповедуем единого Господа и истинного Сына Божия, Иисуса Христа, и единого Святого Духа, который вдохновляет нас и побуждает к полному единству и общему свидетельству Евангелия. Воистину, то, что нас объединяет, гораздо больше того, что нас разделяет! [17] В мире, разделенном и раздираемом множеством конфликтов, единая вселенская христианская община может быть знаком мира и инструментом примирения, играя решающую роль в глобальной приверженности миру. Святой Иоанн Павел II напомнил нам, в частности, о свидетельстве многочисленных христианских мучеников из всех Церквей и церковных общин: их память объединяет нас и побуждает нас быть свидетелями и миротворцами.
Чтобы достойно исполнять это служение, мы должны идти вместе к достижению единства и примирения между всеми христианами. Никейский Символ веры может стать основой и ориентиром на этом пути. Он предлагает нам модель истинного единства в законном многообразии. Единство в Троице и Троица в Единстве, ибо единство без множества — это тирания, а множество без единства — это разобщенность. Тринитарная динамика — это не дуалистическое и взаимоисключающее «или/или», но, напротив, фундаментальная связь «и/и». Святой Дух — это узы единства, Которому мы поклоняемся вместе с Отцом и Сыном. Поэтому нам надлежит оставить позади утратившие смысл богословские споры, ради достижения общего понимания и, более того, совместной молитвы Святому Духу, чтобы Он собрал нас всех в единой вере и единой любви.
Речь не идет об экуменизме, который стремится вернуться к состоянию до разделения, не принимая во внимание нынешнюю ситуацию многообразия Церквей и церковных общин. Напротив, это экуменизм, устремлённый в будущее, который стремится к примирению посредством диалога, взаимного обмена нашими дарами и духовным наследием. Восстановление единства между христианами не делает нас беднее, напротив, оно обогащает нас. Как и в Никее, эта цель может быть достигнута только через терпеливый, долгий и порой трудный путь взаимного слушания и принятия. Это вызов богословский и, в ещё большей степени, духовный вызов, требующий покаяния и обращения от всех нас. Поэтому нам необходим духовный экуменизм молитвы, хвалы и поклонения, выраженный в Никео-Константинопольском Символе веры.
Поэтому призовём Святого Духа, чтобы Он сопровождал и направлял нас в этом труде.
Святой Дух Божий, Ты ведёшь верующих по пути истории.
Благодарим Тебя за то, что Ты вдохновил эти Символы веры, и пробуждаешь в наших сердцах радость исповедания нашего спасения во Иисусе Христе, Сыне Божием, единосущном Отцу. Без Него мы не можем ничего.
Вечный Дух Божий, обновляй веру Церкви из века в век. Помоги нам углублять её и всегда возвращаться к истине, чтобы провозглашать её.
Чтобы наше свидетельство в мире не было тщетным, приди, Святой Дух, с огнём благодати Твоей, чтобы оживить нашу веру, зажечь в нас надежду, воспламенить в нас любовь.
Приди, Божественный Утешитель, источник гармонии, объедини сердца и умы верующих. Приди и даруй нам вкусить красоту общения.
Приди, Любовь Отца и Сына, собери нас в единое стадо Христово.
Укажи нам пути, по которым нам идти, чтобы с твоей мудростью мы вновь стали тем, кто мы есть во Христе: одним целым, дабы мир уверовал. Аминь.
Ватикан, 23 ноября 2025 г., в Торжество Господа нашего Иисуса Христа Царя Вселенной
Лев XIV, Папа Римский
[1] Denzinger – Hünermann, Enchiridion Symbolorum, Bologna 2018), 30.
[2] Ibid., 125.
[3] Из высказываний святого Афанасия в Contra Arianos I, 9 ясно, что homooúsios означает не «подобный по сущности», а «одинаковый по сущности» с Отцом; следовательно, речь идёт не о подобии сущности, а о тождестве сущности Отца и Сына. Таким образом, латинский перевод homooúsios справедливо говорит об unius substantiae cum Patre.
[4] Contra Arianos, I, 38, 7 – 39, 1..
[5] Ср. De incarnatione Verbi, 54, 3.
[6] Ср. Св. Августин, Исповедь, I, 1.
[7] Св. Фома Аквинский, In Symbolum Apostolorum, 12.
[8] Св. Василий, De Spiritu Sancto, 30.
[9] Св. Иларий, Contra Arianos, vel Auxentium, 6. Помня голоса отцов, ученый богослов, впоследствии кардинал, а ныне святой и Учитель Церкви Джон Генри Ньюман (1801-1890) исследовал этот спор и пришел к выводу, что Никейский символ веры сохранился прежде всего благодаря sensus fidei народа Божия. Ср. On consulting the Faithful in Matters of Doctrine (1859).
[10] DH 150. Положение «от Отца и Сына (Filioque) исходящего» отсутствует в тексте Константинопольского собора; оно было включено в латинский Символ веры Папой Бенедиктом VIII в 1014 году и является предметом православно-католического диалога.
[11] DH 300.
[12] Второй Ватиканский Собор, Пастырская Конституция о Церкви в современном мире Gaudium et spes, 19.
[13] Ср. Франциск, Энциклика Laudato Si’ (24 мая 2015 г.), 67; 78; 124.
[14] Ср. Франциск, Апостольское обращение Gaudete et Exsultate (19 марта 2018 г.), 92.
[15] См. Франциск, Энциклика Fratelli Tutti (3 октября 2020 г.), 67; 254.
[16] Ср. Второй Ватиканский Собор, Декрет об экуменизме Unitatis Redintegratio, 1.
[17] Ср. Св. Иоанн Павел II, Энциклика Ut Unum Sint (25 мая 1995 г.), 20: AAS 87.